ПАНОРАМА МИРОВОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ
  Из истории отечественной философии  
К 200-летию со дня рождения Т.Н. Грановского
СМЫСЛ И НАЗНАЧЕНИЕ ИСТОРИИ: ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ Т.Н. ГРАНОВСКОГО
О.А. ЖУКОВА

 

Аннотация
Т.Н. Грановский, один из самых выдающихся русских историков, оказал значительное влияние на интеллектуальную историю России и Европы. В статье автор анализирует интеллектуальное наследие историка, его философию истории и культуры, комментирует некоторые аспекты формирования европейских культурно-политических идеалов в российском историческом контексте.

Ключевые слова: традиция, либерализм, политический, культура, история, исторический, философия, интеллектуальный, самосознание.

Summary
T.N. Granovsky, one of the most prominent Russian historians, has had a significant impact on the intellectual history of Russia and Europe. In the article the author examines the intellectual heritage of the historian, his philosophy of history and culture. The author comments on some aspects of forming of European cultural and political ideals in the Russian historical context.

Keywords: tradition, liberalism, political, culture, history, historical, philosophy, intellectual, self-awareness.


Жукова О.А. Cмысл и назначение истории: философские идеи Т.Н. Грановского // Философские науки. 2013. № 9. С. 79 – 89.

Zhukova O.A. The Meaning and Purpose of History: T.N. Granovsky’s Philosophical Ideas // Russian Journal of Philosophical Sciences. 2013. № 9. P. 79 – 89.

 

 

Право на историю: к интеллектуальной биографии Т.Н. Грановского

Современное общество явно или неявно старается избавиться от бремени истории. Труд по изучению и философскому постижению прошлого кажется человеку «цифровой эпохи» избыточным. Обратная сторона подобного исторического индифферентизма – варваризация и архаизация высоких культур, нарастание хаоса внутри нового цивилизационного проекта глобального мира. Чем может быть полезно и интересно для современного философа истории и культуры интеллектуальное наследие Тимофея Николаевича Грановского, который в XIX в. призывал русское общество к трудной работе исторического самопознания, прививая на родной почве плоды европейской образованности во имя социального и нравственного прогресса? Что существенного может оно добавить к истории русской общественной мысли?

Грановский был выдающимся представителем русского европеизма. Европейская идентичность его историософских воззрений подтверждается метким определением роли Петра в судьбе Руси/России. Для Грановского Петр – это тот человек, «который дал нам право на историю»1. Понятно, что право на историю в устах Грановского – это прямое указание на то, что именно европейскую историю, логику ее развития московский профессор считал определяющей во всеобщей истории. Путь образования русского общества Грановский напрямую связывал с западной научной традицией, указывая на «умственную связь России с европейской образованностью»2. Говоря об успехах отечественной системы образования, Грановский подчеркивал: «Мы продолжали учиться у старших братьев наших, мы не отреклись от благ просвещения, но приобрели право критики и самостоятельного приговора»3.

Право исторической критики и рефлексии над основаниями собственного бытия русским обществом приобреталось долго и трудно. Процесс изменений социального порядка был чреват многочисленными драматическими сюжетами. Время жизни Грановского пришлось на Николаевскую эпоху с ее специфическим бюрократически-полицейским порядком. На интеллектуальное разложение, которое затронуло аристократический класс и правящие верхи, русское общество ответило появлением организаций, в идейной атмосфере которых формировалось мировоззрение Грановского. После того, как правительство «разобралось» со студентами-смутьянами, превратив их в политических заключенных и ссыльных, пути русской молодежи стали расходиться. Размежевание отныне пошло по линии исторического самоопределения России, цивилизационного выбора путей ее развития в духе прославянского самобытничества Руси/России – с одной стороны, и универсализма западно-европейской культуры как основы русской цивилизации – с другой.

Это идейное расхождение некогда близких по воззрениям людей стало осевой развилкой в истории общественной мысли России, разделив русских интеллектуалов на почвенников и западников. Давая характеристику Грановскому, в XXIX главе «Былого и дум» А.И. Герцен многозначительно подчеркнет, что сила влияния его личности и его научной деятельности была новой общественной и нравственной альтернативой лицемерному официозу, выражая «постоянный, глубокий протест против существующего порядка в России»4.

Славу и популярность московскому профессору всеобщей истории принес публичный курс лекций. В нем, по сути, Грановский в скрытой форме ставил вопрос об исторических путях развития России, вступая в очевидную конфронтацию с официальной идеологией. В лекциях Грановского история представала как текст, требующий внимательного чтения и интерпретации – обязательной процедуры понимания и прояснения смысла происходивших и свершающихся событий, т.е. личных интеллектуальных усилий, сопряженных с поисками истины, а значит и с пересмотром устоявшихся исторических клише. По мысли Грановского, испытавшего сильнейшее влияние Гегеля, история – это такой процесс, который репрезентирует разумное развитие человечества, накапливающее в своем социальном опыте и памяти понятия и идеи. В этом смысле история науки становится частью социальной истории, демифологизируется, обретая новый источник развития и движущую силу – человеческий разум. Тем самым ее субъектом становится личность, имеющая право на индивидуальный выбор, другими словами, на свою собственную идею. По словам Б.Н. Чичерина, Грановский, делая необходимое историографическое введение к своему курсу, «с удивительной ясностью и широтой излагал движение идей»5.

Характерно, что поворот в интеллектуальной биографии Грановского связан именно с запросом на философский тип познания и осмысления действительности. В письме к Н.В. Станкевичу из Вены от 15 июля 1838 г. Грановский пишет: «Время, посвященное мною в Берлине философии, решительно потеряно. Я ничего порядочно не понял и даже хорошо не осмотрелся в науке. Зимою я не успею много сделать, потому что буду работать над диссертацией, а необходимость философии для меня я час от часу все более чувствую. Я теперь очень понимаю, что есть богатые натуры, которые вовсе не нуждаются в философии: они переносят свое внутренне единство на внешний мир, а у меня наоборот – я должен извне усвоить себе внутренне единство и согласие. Только по достижении этой цели могу я сделать что-нибудь хорошее – по моим требованиям – для истории. Из одностороннего, следовательно, бесплодного, политического направления я должен вырваться»6.